Благородный топор. Петербургская мистерия - Страница 22

— Нет.

— Мне бы очень хотелось снова с ней увидеться. — Виргинский в ответ промолчал. — Я бы, пожалуй, еще разок к ней наведался. Как там называется ее заведение? Что-то на немецкий манер. Не то Келлер, не то Кельнер. Помнится, значилось у нее в билете.

— Келлер. Там хозяйкой немка.

— Вы там с Лилей познакомились?

Виргинский поморщился, как от боли. Даже остановился.

— Как-то раз я оказался в компании друзей. Вернее, не друзей, а так, знакомых. Бывших товарищей по гимназии. Ну, устроили ужин. Точнее, кутеж, попойку. И меня потащили с собой в заведение. Там я ее и повстречал. Что-то в ней меня очень тронуло. Такая юная… Я даже не в силах был остаться. Просто выложил деньги и ушел. А потом… как-то раз, случайно, встретил ее на улице. Может показаться странным, но… мы подружились.

— Заведение это, оно на Садовой?

— Под салоном модистки. Такое нередко бывает.

— А больше вы ничего не припомните?

Виргинский покачал головой, и дальше они шли молча, пока не остановились перед закрытой дверью с табличкой «ПАТОЛОГИЯ».

* * *

Всюду здесь царил запах формальдегида. Помещение было просторным, с похожими на верстаки длинными столами по периметру. Вопреки ожиданию, никаких трупов или разбросанных внутренностей здесь не было. А если и были, то, наверно, где-нибудь в потайном месте. Матово поблескивали надраенные поверхности и многочисленные инструменты. В изобилии громоздились всяческие флаконы и бутыли, а также эмалированные тазы и пробирки на стеллажах. Тут и там виднелись микроскопы, за которыми работали люди в белых халатах. Вот один из них — не старый, с растрепанной шевелюрой — отвлекшись при виде вошедших, поднялся и бойкой походкой пошел им навстречу.

— Порфирий Петрович, дорогой вы наш! — поприветствовал он на ходу, сердечно потрясая следователю руку.

— Бог в помощь нашему атеисту Первоедову! — в тон ему отозвался Порфирий Петрович.

— Ну что ж, правы вы были, Порфирий Петрович. Вне всякого сомнения, правы! — с волнением сказал доктор.

— Отчет успели подготовить?

— Какое там! Вы коридоры наши видели? Больной на больном, инфлюэнца народ так и косит. Тут уж не до отчетов.

— Понятно, лично мне. А вот нашему начальству…

— Прокурору свой отчет предоставлю непременно, в должный срок. А вот что я обнаружил, не желаете ль узнать?

— Разумеется, предварительные выводы меня очень даже интересуют. Только тут у нас дело оказалось понеотложнее. Вот этот господин, — доктор мельком поклонился Виргинскому, — возможно, поможет нам опознать жертвы.

Доктор Первоедов помрачнел.

— Тэк-с, понятно. То, что вы увидите, — обратился он к Виргинскому напрямую, — требует от вас некоторой подготовки.

— Я вполне готов, — сказал студент решительно.

Следующий вопрос медика был адресован Порфирию Петровичу:

— Вы предупредили, что именно мы ему покажем?

— Все необходимое я изложил, — дрогнув ресницами, ответил следователь.

Доктор глянул Виргинскому прямо в глаза.

— Надо будет вас усадить. Так оно лучше. — Он подтянул табурет. — А то, знаете, лаборатория наша — место не из комфортных.

Порфирий Петрович отвел Первоедова в сторонку.

— Вы как считаете, он сейчас в кондиции!

— Да какая уж теперь разница, скажи я хоть «да», хоть «нет»?

— А в том разница, что я в зависимости от ваших слов отложу опознание.

— Ну ладно. Дайте минутку поразмыслить.

Первоедов подошел к ссутуленному на табурете Виргинскому. Проведя ладонью у студента перед лицом, он велел ему открыть рот и деревянной лопаточкой поочередно отвел Виргинскому губы, осмотрев при этом зубы и десны.

— Тэк-с. Расставьте-ка теперь руки, вот так. — Виргинский, помедлив, повиновался. — Согните правую в локте, — велел доктор, после чего пощупал студенту трицепс. Виргинский болезненно поморщился. — Что, побаливает? — живо переспросил Первоедов. Виргинский в ответ прикрыл глаза. — Я имею в виду, в суставах ощущаете боль?

— Не знаю. Наверно, да. Я внимания не обратил. Не особо. Иногда. А что? — Виргинский, открыв глаза, посмотрел дерзко, с вызовом.

— А теперь снова выпрямите руку. Держите перед собой. А теперь наддайте снизу, как следует, ладонью в ладонь. Вот так. — Виргинский подчинился, но получилось, судя по всему, не слишком ловко. — Можете расслабиться, — сказал Первоедов, взглянув меж тем на Порфирия Петровича критично и вместе с тем озабоченно.

— Ну и? — спросил следователь вполголоса.

— Налицо признаки недоедания. Реакция замедлена, боль в суставах. Атрофичность мышц, слабость. Я совершенно без усилий удерживаю его руку. Ну и разумеется, головокружение. Видите, его натурально шатает. А уж зубы, десны. — Доктор лишь удрученно махнул рукой. — Впрочем, подобное я наблюдаю едва не каждый день.

— Он недавно ел. Я лично проследил.

— Лишь на то и надежда.

— Павел Павлович, — обратился Порфирий Петрович. — Вы как сами чувствуете, мы можем приступать?

— А какой у нас иной выход?

— Ну, можно пока отложить. До следующего раза.

— Что раньше, что позже, все едино, — обреченно вздохнул Виргинский. — Четкого ответа не прозвучало; Порфирий Петрович выжидательно посмотрел на юношу. — Так что уж давайте не будем тянуть, — закончил тот.

— Ладно, тогда приступаем, — решительно кивнул доктор. Пройдя в другой конец помещения, он возвратился, толкая перед собой тележку с двумя большими колбами. По мере приближения Виргинский сквозь мутноватую темно-янтарную жидкость различил в ближней колбе раскрытые глаза.