— Вот-вот, да еще и высечь! — не преминула вставить Катя.
— Ну, до этого, надеюсь, дело не дойдет, — успокоил встрепенувшегося мальца Порфирий Петрович. — Лишение свободы уже само по себе достаточное наказание. А вот если ты нам в самом деле поможешь, я могу рапортовать о твоем поощрении. Может, благодарность тебе вручат, а то и медаль.
— А как это — бладарность вручат?
— Это бумага такая почетная, с твоим именем. Мол, такой-то и такой-то сильно нам помог и через это отличился.
— И что мне с той бумаги?
— Как что? Может, о ней сам государь когда прознает!
— Да ну! А ему-то что с того?
— Ему? Он знаешь, брат, как обрадуется!
— А целковый он мне за это даст?
— Тоже заладил: даст, не даст! Радовался бы, что он в кутузку тебя не упрячет да высечь не велит, — сказал Порфирий Петрович, утомляясь уже от подобного диалога. — А вот коль захочет, может даже медаль тебе золотую пожаловать, за верную службу. Только это, брат, зависит от того, как ты нам поможешь. Ты вон даже имени своего не называешь — что ж нам в благодарственной бумаге писать?
— И то правда. Меня Митькой кличут!
— Вот видишь, Митя. По крайней мере, есть уже что в грамотку ту записать. А живешь ты где? — Глаза у мальчугана настороженно прищурились. — А то вздумает вдруг государь награду тебе пожаловать, а послать-то ее и некуда.
— Да там, при гостинице я живу. «Адрианополь» называется. Я там на посылках. А то, бывает, и на дверях замещаю.
— Что ж, славно. «Адрианополь», это у нас…
— На Большом прешпекте! На Васильевском!
— Ах да, точно! И что же тебя, Митя, к тому дому на Большой Морской занесло? Чего ты там высматривал?
— Да не высматривал я ничего!
— Ах, врун ты эдакий! — опять вмешалась Катя.
— Я там карлу одного караулил!
— Вон оно что. — Порфирий Петрович заговорщически поглядел на Катю. — Карлу, значит. А зачем?
— Хотел повыспросить, как он все эти штуки проделывает.
— Какие еще штуки?
— Ну, эти. Фокусы.
— Фокусы? Так. Давай-ка, Митя, по порядку. Ты прежде уже встречал Гор… того карлика? — Мальчуган нахохлился, уставясь в пол. — Эта вот барышня утверждает, что ты уже как-то навещал их дом. Причем поднимался непосредственно к господину Горянщ… к тому карлику. Это так?
— Ну, так.
— Зачем ты к нему приходил?
— Барин посылал.
— Что за барин? — Мальчуган пожал плечами. — Откуда ты его знал?
— Он, это, в гостинице у нас останавливался.
— Постоялец, значит?
— Ага.
— Так зачем он посылал тебя туда, в тот дом?
— С письмом каким-то.
— К тому карлику? Мальчуган кивнул.
— И ты то письмо, стало быть, вручил? Тот снова кивнул.
— И?
— Че «и»?
— Я в том смысле, зачем же ты потом снова туда приходил, вокруг ошивался? Ну да ладно. Ты вот сейчас про фокус какой-то обмолвился. Что хоть за фокус-то?
— Ну, это… — Митя неловко переступил с ноги на ногу. — Пришел он тогда в гостиницу…
— Кто?
— Да карлик тот!
— Ага. То есть ты ему передал вроде как приглашение? И вот он пришел в гостиницу. Что дальше?
— Дальше? Поднялся к тому барину в нумер.
— Так, и что?
— Сам коротюсенький такой, меньше меня, а по виду прямо-таки взрослый дядька. Чудно!
— И впрямь. А потом, когда он поднялся в номер?
— Потом-то? Потом тот барин оттуда вышел — тот, что обычного росту. Кликнул меня. Я думал, он хочет, чтобы я ему чемодан с лестницы снес. А он сам его вниз стащил.
— Ну а карлик?
— А карлик-то как раз возьми да исчезни! Тот, другой, расплатился, да еще и денег вперед за цельную неделю оставил. За неделю, за цельную! Говорит, мол, новый постоялец в нумере моем всю следующую неделю жить будет… Вот в чем фокус! Я в тот нумер следом поднялся, стучу в дверь: «Чего, дескать, изволите? Будут ли какие указания?» Стучу, а ответа никакого нет — вообще ни шороха. Я тогда дверь открыл нашим ключом, гляжу — а там никогошеньки, все как есть пусто. Карлика и следа нету.
— Может, он вышел, пока ты с тем барином болтал?
— Да откуда! У нас проход-то всего один: по коридору, вниз да к выходу. Я бы его хошь как заметил, даже и говорить нечего! — воскликнул мальчуган запальчиво. — У меня и мышь не проскочит, не смотри, что мал! Хошь карлик, хошь кто!
— А может, он через окно вылез? — подначил Порфирий Петрович.
— Ага, через окно! — Митя прямо-таки подивился такой несообразительности. — В том нумере и окна-то нету! Он у нас как раз в лестницу упирается.
— Ах вот как. Оч-чень интересно.
— Вот я и кумекаю: может он, того, колдун какой?
— Я полагаю, причина может быть несколько иная. Более рациональная.
— Или фокусник?
— Гораздо вероятней, — трепетнув ресницами, заметил Порфирий Петрович, — что ты чуть ли не своими руками снес его, как ты говоришь, с лестницы вниз.
Растерянность на лице мальчугана сменилась чуть ли не страхом.
— В чемодане, что ль?
— Тот постоялец — барин, что посылал тебя с запиской к карл… его, кстати, Степан Сергеевич звать; ты, часом, не помнишь, как того барина звали?
— Так он его что — укокошил, карлика того? И в чемодан упрятал? А я чуть было чемодан тот не взял и не понес?
— Вполне вероятно.
— А… а если он вернется, чтоб еще и меня укокошить?
— То-то и оно. Вот если ты мне поможешь его поймать, я уж точно позабочусь, чтобы он туда к тебе снова не нагрянул, укокошить. Ни тебя, ни кого другого.
— Ага! Говорить все мастера!
— Моим словам ты можешь верить. А теперь ну-ка, вспомни, как звали того постояльца?